«Кошмар в степи» Альфреда Хейдока

Рус­ский хар­би­нец Аль­фред Пет­ро­вич Хей­док (1892−1990 гг.) — пожа­луй, самый необыч­ный из эми­грант­ских писа­те­лей Китая. Я бы даже ска­зал, стран­ный. Обыч­но его ори­ен­та­лизм свя­зы­ва­ют с Рери­хом, но это вер­но не до кон­ца, ведь с Рери­хом он позна­ко­мил­ся лишь в сере­дине 1930‑х годов, а мно­гие его мон­голь­ские рас­ска­зы изда­ны замет­но рань­ше. При напи­са­нии это­го цик­ла рас­ска­зов он вдох­нов­лял­ся обра­зом баро­на Унгер­на — потом­ка ост­зей­ских нем­цев, во вре­мя Граж­дан­ской вой­ны в Рос­сии пытав­ше­го­ся воз­ро­дить Мон­голь­скую импе­рию в гра­ни­цах вре­мён Чин­гис­ха­на с вели­ким кня­зем Миха­и­лом Алек­сан­дро­ви­чем во гла­ве. Ещё при жиз­ни он про­слыл сре­ди суе­вер­ных мон­го­лов богом вой­ны. Оре­ол это­го жесто­ко­го суе­вер­но­го безу­мия, витав­ший вокруг обра­за Унгер­на, явно ощу­ща­ет­ся в каж­дой строч­ке мон­голь­ских рас­ска­зов Хей­до­ка, поэто­му, когда я недав­но про­чи­тал их, я сра­зу понял, что не могу не поде­лить­ся ими с вами.

«Послед­ний поход за Веру, Царя и Оте­че­ство», 2002 год, худож­ник Дмит­рий Алек­сан­дро­вич Шма­рин (1967 год рож­де­ния, РФ). На перед­нем плане — Барон Унгерн во гла­ве Ази­ат­ской Кон­ной Армии

«Кош­мар в степи»

Впер­вые опубликовано
в жур­на­ле «Рубеж»
№ 12, 1929 год.
Хар­бин, Китай.

«Мон­го­лия. Хол­мы Чаха­ра», 1936 год, Нико­лай Рерих

Баг­ров согнул­ся и со стис­ну­ты­ми зуба­ми пова­лил­ся на пыль­ной сте­пи: даль­ше идти не было сил.

— Пить… хоть бы один гло­ток воды… — Мут­ным взо­ром он про­во­жал куч­ку обтрё­пан­ных муж­чин и жен­щин, бег­ле­цов из очу­мев­шей в граж­дан­ской войне Рос­сии, с кото­ры­ми он про­би­рал­ся через Монголию.

Пону­ро шага­ли они, и пыль облач­ка­ми сте­ли­лась у их ног.

Ни один не огля­нул­ся на упав­ше­го, делая вид, буд­то ниче­го не заме­тил. А Баг­ров мог бы поклясть­ся, что они виде­ли, боль­ше того —зна­ли и ожи­да­ли это­го утра, когда пере­хо­ди­ли гра­ни­цу, где он полу­чил пода­рок от род­ной рус­ской зем­ли — пулю в спину.

Теперь они идут, ста­ра­ясь обма­нуть себя, что­бы заглу­шить голос совести.

Но раз­ве они не были пра­вы? Мужьям нуж­но было спа­сти жён, а мате­рям — детей!

Не поне­сут же они его на руках, когда за ними идёт смерть.

А что смерть при­бли­жа­лась, они узна­ли от про­ска­кав­ше­го пол­ча­са тому назад монгола.

Мон­гол не гово­рил по-рус­ски, но под­нял руки, рас­то­пы­рил все паль­цы на одной, а на дру­гой четы­ре согнул — шесть, потом ука­за­тель­ным паль­цем изоб­ра­зил на лбу пяти­ко­неч­ную звез­ду и рукою наот­машь ука­зал на при­сут­ствие винтовок.

Шесть воору­жён­ных крас­но­ар­мей­цев идут по сто­пам беглецов.

Бег­ле­цы уско­ри­ли шаги, что­бы уйти, спря­тать­ся где-нибудь, а к ночи, если Бог даст, добрать­ся до колодца.

Баг­ров при­под­нял голо­ву, что­бы ещё раз посмот­реть впе­рёд ухо­дя­щим, ведь и надеж­да на жизнь ухо­ди­ла вме­сте с ними. Но жить хочет­ся, хотя бы для того, что­бы ещё раз напить­ся холод­ной, кри­сталь­ной воды…

Вдруг в куч­ке ухо­дя­щих один чело­век оста­но­вил­ся и реши­тель­но заша­гал обрат­но, к Багрову.

Это Вик­тор… Това­рищ детства…

Через несколь­ко минут с застыв­шим лицом Вик­тор наги­ба­ет­ся над ним.

— Андрей! — голос его дро­жит. — Не пре­зи­рай меня! Не будь у меня на руках Ляль­ки… жена… Я бы не поки­нул тебя!

Баг­ров выда­вил улыбку:

— Дай руку, ста­ри­на! Спа­си­бо… Иди, иди к сво­им и делай что можешь для них. Поце­луй от меня Ляль­ку… Иди, я пере­кре­щу тебя!

Баг­ров кре­стит подёр­ги­ва­ю­ще­е­ся лицо Вик­то­ра — тот плачет.

— Я… я добе­русь до пер­вых юрт и доста­ну для тебя лошадь если… если… — тут взгляд Вик­то­ра без­на­дёж­но обра­ща­ет­ся в ту сто­ро­ну, отку­да долж­на прий­ти смерть. Судо­рож­но зары­дав, он обо­ра­чи­ва­ет­ся и бежит дого­нять ушедших.

Ушли все… Пить!

Там, дале­ко, на рус­ской зем­ле, был малень­кий дере­вен­ский домик, и там, в тени зелё­но­го сади­ка, был обло­жен­ный дер­ном погре­бок, отку­да мать лет­ним вече­ром все­гда выно­си­ла сыну боль­шую белую круж­ку с пени­стым ква­сом; в нём пла­ва­ли набух­шие изюминки…

Нуж­но жить, хотя бы для того, что­бы ещё раз напить­ся све­жей, кри­сталь­ной воды!

Не попро­бо­вать ли добрать­ся до того хол­ми­ка и спря­тать­ся за ним от преследователей?

Он вста­ёт, вскри­ки­ва­ет от боли, пада­ет и опять вста­ёт. Через час неве­ро­ят­ных уси­лий он на хол­ми­ке. Отту­да дале­ко вид­но. Уже вечер, но мож­но раз­ли­чить какие-то чёр­ные точ­ки вда­ли; их ров­но шесть. Баг­ров хоро­нит­ся во впа­дине и молит Бога послать тём­ную, без­лун­ную ночь.

«Мон­голь­ские чуда. # 28. [Чудо див­ное (Мон­голь­ские чуда)]», 1937 год, Нико­лай Рерих
Через пол­ча­са мёрт­вым све­том луны зали­та вся степь, и страш­но под­нять голо­ву: пого­ня заме­тит. Это тру­сость! Он под­ни­ма­ет­ся на лок­тях и взгля­дом обво­дит степь.

Всад­ни­ки уже неда­ле­ко, а в про­ти­во­по­лож­ной сто­роне, куда ушли бег­ле­цы, стран­но дви­жет­ся кусок сте­пи. Что же это такое? Навер­ное начал­ся бред… Нет, это вол­ки, стая вол­ков с сот­ню голов, и ведёт их мол­ча­ли­вый всад­ник в мала­хае. Буд­то поток дви­жут­ся… Вот они уже пере­ли­ва­ют­ся пото­ком через послед­ний хол­мик и вли­ва­ют­ся в лощи­ну… С дру­гой сто­ро­ны подъ­ез­жа­ют шесте­ро всад­ни­ков. Сей­час они спу­стят­ся в лощи­ну… Нет, оста­но­ви­лись, заме­ти­ли стаю. В этот момент мол­ча­ли­вый вожак вни­зу про­тя­ги­ва­ет руку впе­рёд, и гор­тан­ный, хрип­лый клич огла­ша­ет долину.

Ад зву­ков: завы­ва­ние, ярост­ный лай и сви­ре­пое вор­ча­ние — закло­ко­та­ли в ответ на этот клич, и в сле­ду­ю­щую секун­ду вся стая лави­ной понес­лась впе­рёд — на пришельцев.

Два-три тороп­ли­вых выстре­ла, и про­тяж­ный вой смер­тель­но ранен­но­го зве­ря; взмет­ну­лись прыж­ка­ми чёр­ные тени и гроз­дья­ми повис­ли на конях и всад­ни­ках. Взды­би­лись, опро­ки­ну­лись кони и всад­ни­ки, и всех их тём­ным покро­вом покры­ла бес­ну­ю­ща­я­ся стая, с ляз­гом и шам­ка­ньем рвав­шая тре­пе­щу­щие тела.
Кош­мар буше­вал в долине, и обе­зу­мев­ший от ужа­са Баг­ров закрыл гла­за, заткнул уши…

Дол­го про­ле­жал он так, а когда открыл гла­за, то уви­дел сидя­ще­го на кор­точ­ках ста­ри­ка с седою бород­кою и туск­лы­ми гла­за­ми. Ниче­го не выра­жа­ло его камен­ное лицо, точ­но все чув­ства умер­ли в этом человеке.

Мол­чал ста­рик, мол­чал и Багров.

Вдруг вздох вырвал­ся у ста­ри­ка, слов­но очнув­шись, он встре­пе­нул­ся и посмот­рел в гла­за Баг­ро­ву. Тихо, буд­то боял­ся раз­бу­дить кого-то, прошамкал:

— Ехать вер­хом сможешь?
— А вол­ки? — сту­ча зуба­ми от ско­вав­ше­го его ужа­са про­шеп­тал Багров.
— Нет вол­ков. Это мои соба­ки, — так же тихо отве­тил старик.
— Гос­по­ди! Отку­да же у вас так мно­го собак?
— Было боль­ше. Сто­ро­жа это всё! — поне­мно­гу выхо­дя из оце­пе­не­ния, заго­во­рил ста­рик. — Рань­ше табу­ны мои сте­рег­ли. Мно­го их было, табу­нов-то, у меня — в Забай­ка­лье и здесь. Сыно­вья у меня были, гоня­ли табу­ны в горо­да, про­да­вать. Нет теперь у меня сыно­вей и нет табу­нов!.. Заби­ра­ли табу­ны — собак и пас­ту­хов назад отсы­ла­ли; сыно­вей заби­ра­ли — назад не отсылали!

«Тимур Хада. Мон­го­лия. # 228», 1936 год, Нико­лай Рерих

Голос ста­ри­ка зазве­нел при этих сло­вах. Нече­ло­ве­че­ское оже­сто­че­ние и горе чув­ство­ва­лось в этом чело­ве­ке, умер­шем, как вид­но, для все­го дру­го­го, кро­ме мести.

Звук раз­гры­за­е­мых костей доно­сил­ся из долины.

Ста­рик залил­ся тихим, ехид­ным смехом.

—Вот и корм­лю собак-то… ишь хру­стят, что саха­ром закусывают!


Пуб­ли­ка­ция под­го­тов­ле­на авто­ром теле­грам-кана­ла «Пись­ма из Вла­ди­во­сто­ка» при под­держ­ке редак­то­ра руб­ри­ки «На чуж­бине» Кли­мен­та Тара­ле­ви­ча (канал CHUZHBINA).


 

Поделиться