«Наше политическое восприятие такое же, что и у крестьян столетней давности»

Доцент кафед­ры исто­рии Рос­сии XIX — нача­ла XX века исто­ри­че­ско­го факуль­те­та МГУ и док­тор исто­ри­че­ских наук Фёдор Гай­да вхо­дит в чис­ло глав­ных иссле­до­ва­те­лей про­бле­ма­ти­ки 1917 года. Фёдор Алек­сан­дро­вич — автор мно­же­ства науч­ных пуб­ли­ка­ций раз­ных фор­ма­тов. Его моно­гра­фия «Власть и обще­ствен­ность в Рос­сии: диа­лог о пути поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия (1910−1917)» во мно­гом объ­яс­ня­ет, поче­му же про­изо­шла Рус­ская рево­лю­ция. Исто­рик высту­пил в каче­стве науч­но­го кон­суль­тан­та выстав­ки «Код рево­лю­ции» в Музее совре­мен­ной исто­рии Рос­сии, а так­же кон­суль­ти­ро­вал ряд про­ек­тов, посвя­щён­ных сто­ле­тию революции.

В интер­вью VATNIKSTAN Фёдор Алек­сан­дро­вич рас­ска­зал о том, поче­му рево­лю­ция про­изо­шла имен­но в фев­ра­ле 1917 года, пси­хо­ти­пе боль­ше­ви­ков, насколь­ко силь­но мы похо­жи на кре­стьян сто­лет­ней дав­но­сти, а так­же поре­ко­мен­до­вал худо­же­ствен­ные про­из­ве­де­ния и источ­ни­ки рево­лю­ци­он­ной тема­ти­ки. Изна­чаль­но пуб­ли­ка­ция была под­го­тов­ле­на для интер­нет-про­ек­та 1917daily.ru, функ­ци­о­ни­ру­ю­ще­го в 2017 году.

---

— 2017 год — год сто­ле­тия Рус­ской рево­лю­ции. Со сто­ро­ны обще­ства, судя по коли­че­ству и попу­ляр­но­сти про­ек­тов про 1917 год, суще­ству­ет запрос на осмыс­ле­ние рево­лю­ции. Вме­сте с тем, офи­ци­аль­ные вла­сти как буд­то целе­на­прав­лен­но игно­ри­ру­ют юби­лей. С чем это свя­за­но? И как Вы в целом оце­ни­ва­е­те, как госу­дар­ство себя ведёт по отно­ше­нию к юби­лей­ной дате?

— Реак­ция со сто­ро­ны обще­ства не уди­ви­тель­на совер­шен­но. Мы живём в то вре­мя, когда рево­лю­ции про­ис­хо­дят вез­де и повсю­ду, каж­дый день и час. Рево­лю­ции самые раз­ные — поли­ти­че­ские, эко­но­ми­че­ские, инфор­ма­ци­он­ные и какие угод­но дру­гие. Сам по себе инте­рес чело­ве­ка к фено­ме­ну рево­лю­ции абсо­лют­но не уди­ви­те­лен. Для нас рево­лю­ция — это нор­ма. Чело­век суще­ству­ет в рево­лю­ци­он­ной ситуации.

Для вла­сти эта тема не слиш­ком при­ят­ная, пото­му что совре­мен­ная рос­сий­ская власть суще­ству­ет под лозун­гом ста­биль­но­сти, она в целом осмыс­ли­ва­ет себя кон­сер­ва­тив­но. Пред­по­ла­га­ет­ся, что кон­сер­ва­тизм, ныне обыч­но назы­ва­е­мый пат­ри­о­тиз­мом, — это доми­ни­ру­ю­щая идео­ло­гия. Про­бле­ма для вла­сти в этом юби­лее заклю­ча­ет­ся в том, что мы гово­рим о рево­лю­ции, кото­рая нача­лась как поли­ти­че­ская, а пере­шла в соци­аль­ную. 1917 год — это преж­де все­го соци­аль­ная рево­лю­ция. Свер­же­ние монар­хии — без­услов­но, важ­ный момент, но сам по себе этот момент нераз­рыв­но свя­зан с после­ду­ю­щей реа­ли­за­ци­ей соци­а­ли­сти­че­ских прин­ци­пов. Соот­вет­ствен­но, если мы гово­рим о совре­мен­ной Рос­сии, мы име­ем дело с обще­ством, где суще­ству­ет колос­саль­ный раз­рыв меж­ду бога­ты­ми и бед­ны­ми. Несмот­ря на опре­де­лён­ные подвиж­ки в соци­аль­ной поли­ти­ке, кото­рые про­ис­хо­дят с 2015 года, появ­ле­ние «нац­про­ек­тов», так назы­ва­е­мый соци­аль­ный пово­рот, несмот­ря на неко­то­рое умень­ше­ние чис­ла бед­ных, несмот­ря на неко­то­рое повы­ше­ние жиз­нен­но­го стан­дар­та в срав­не­нии с 1990-ми года­ми, Рос­сия вхо­дит в топ стран, в кото­рых суще­ству­ет колос­саль­ный раз­рыв меж­ду бога­ты­ми и бедными.

Гово­ря о том 17‑м годе, рос­сий­ская власть неиз­беж­но будет под­ни­мать тему соци­аль­но­го равен­ства или хотя бы мини­ми­за­ции соци­аль­ных раз­ры­вов. Эта тема для неё очень неудоб­на. Эта тема неиз­беж­но будет про­во­ци­ро­вать вопрос о боль­шой при­ва­ти­за­ции 1990‑х годов. При­ва­ти­за­ци­он­ные про­цес­сы и сей­час про­ис­хо­дят. Власть и сей­час не отка­зы­ва­ет­ся от про­дол­же­ния при­ва­ти­за­ции. Власть гово­рит о либе­раль­ной эко­но­ми­ке, то есть о том, что закон­чи­лось в 1917 году.

— Наша власть мог­ла бы вести свою родо­слов­ную от Февраля.

— Власт­ные кру­ги име­ют пред­став­ле­ние о том, что такое Фев­раль­ская рево­лю­ция и что такое Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство. Они пони­ма­ют, что свя­зы­вать себя с этой тра­ди­ци­ей озна­ча­ет рас­пи­сать­ся в соб­ствен­ном поли­ти­че­ском бес­си­лии. Такая попыт­ка дела­лась. В нача­ле 1990‑х тогдаш­няя рос­сий­ская власть апел­ли­ро­ва­ла к заве­там Фев­ра­ля. Даже неко­то­рое вре­мя Цен­тро­банк имел дву­гла­во­го орла без корон в каче­стве гер­ба, ходи­ли руб­ли с орла­ми без корон. Толь­ко два года назад ста­ли гер­бы на моне­тах менять на клас­си­че­ских импер­ских орлов.

Но мы же видим резуль­та­ты и прин­ци­пы поли­ти­ки Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства. Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство, по сути, шло на лик­ви­да­цию сило­во­го аппа­ра­та госу­дар­ства, шло на без­бреж­ную широ­кую амни­стию, когда выхо­ди­ли уго­лов­ни­ки из тюрем. Это пра­ви­тель­ство было не спо­соб­но бороть­ся с теми сила­ми, кото­рые раз­ры­ва­ли стра­ну. Един­ствен­ное, что смог­ло Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство, — побе­дить Кор­ни­ло­ва, то есть того чело­ве­ка, кото­рый пытал­ся летом 1917 года про­воз­гла­сить дви­же­ние к поряд­ку. Неваж­но, что бы у него полу­чи­лось. Он был опре­де­лён­ным зна­ме­нем. И совре­мен­ная рос­сий­ская власть, апел­ли­руя к таким прин­ци­пам, дол­го бы не про­тя­ну­ла. Вести подоб­ную родо­слов­ную ей совер­шен­но невыгодно.

— Как Вы дума­е­те, насколь­ко силь­но люди сто­лет­ней дав­но­сти отли­ча­лись от нас в плане пси­хо­ло­гии, уров­ня зна­ний? Лег­ко ли нам понять чело­ве­ка, жив­ше­го во вре­мя рево­лю­ции? С одной сто­ро­ны, мож­но про­чи­тать мно­же­ство днев­ни­ков того вре­ме­ни, кото­рые буд­то бы напи­са­ны совре­мен­ным язы­ком. С дру­гой сто­ро­ны, мил­ли­о­ны наших сооте­че­ствен­ни­ков не зна­ли гра­мо­ты. Похо­жи они на нас или нет?

— И отли­ча­ем­ся, и не отли­ча­ем­ся. Мы, конеч­но, очень дале­ко ушли в тех­но­ло­ги­че­ском плане. Без тех­но­ло­гий мы бы уже не мог­ли суще­ство­вать. Мы живём в эпо­ху непре­рыв­ной тех­но­ло­ги­че­ской рево­лю­ции. Мы при­вык­ли к тому, что каж­дый год тех­ни­че­ское окру­же­ние меня­ет­ся. Если не меня­ет­ся, то для нас эта ситу­а­ция неком­форт­на. В гума­ни­тар­ном плане мы ско­рее дегра­ди­ро­ва­ли, мы ста­ли гораз­до про­ще и арха­ич­нее. Мы не улав­ли­ва­ем тех тон­ко­стей, кото­рые были важ­ны для интел­лек­ту­аль­ной эли­ты того вре­ме­ни, когда смот­рим поле­ми­ку, кото­рая шла в тогдаш­них жур­на­лах. Очень часто мы смот­рим на это бук­валь­но, как смот­ре­ли на это кре­стьяне того вре­ме­ни, кото­рые не пони­ма­ли, о чём спо­ри­ли «баре». Мы не можем под­нять­ся на уро­вень той интел­лек­ту­аль­ной гума­ни­тар­ной куль­ту­ры, но мы — неиз­беж­ный её про­дукт. Мы поль­зу­ем­ся теми пло­да­ми, что сотво­ри­ли они, но про­сто мы про­сто разу­чи­лись улав­ли­вать какие-то оттен­ки. В этом отно­ше­нии мож­но ска­зать, что мы их дети, но их дегра­ди­ру­ю­щие дети. Мы сыно­вья и вну­ки бога­то­го поме­щи­ка, кото­рые посте­пен­но рас­про­да­ли име­ние, про­иг­ра­ли в кар­ты и отда­ли под залог, но при этом пыта­ем­ся суще­ство­вать с остат­ков это­го имения.

— А если сопо­став­лять нас с крестьянами?

— Мож­но срав­ни­вать. Конеч­но, мы суще­ству­ем в обсто­я­тель­ствах все­об­щей гра­мот­но­сти. Мы зна­ем, что две тре­ти рос­си­ян сто­лет­ней дав­но­сти были негра­мот­ны. Разу­ме­ет­ся, мы их пре­вос­хо­дим. Но наше созна­ние доста­точ­но арха­ич­но. Оно такое же арха­ич­ное, что и созна­ние тогдаш­них кре­стьян. Одна­ко кре­стьяне были заня­ты еже­днев­ным тяжё­лым тру­дом, по край­ней мере в лет­ний пери­од вре­ме­ни. Созна­ние кре­стья­ни­на было моби­ли­за­ци­он­ным. Его жизнь была постро­е­на на тяжё­лом тру­де, в отли­чие от нас. В целом, у нас моби­ли­за­ци­он­ное созна­ние оста­лось. Мы спо­соб­ны дол­го запря­гать и быст­ро ехать. Ведь у боль­шин­ства из нас пред­ки — кре­стьяне. Рос­сия в ходе Пер­вой миро­вой, Рево­лю­ции и Граж­дан­ской вой­ны поте­ря­ла 10 мил­ли­о­нов чело­век, вклю­чая эми­гри­ро­вав­ших. Это были люди город­ской куль­ту­ры. Поми­мо поме­щи­ков, бур­жу­а­зии и офи­це­ров, боль­шая часть рабо­че­го клас­са пере­ста­ла суще­ство­вать. Стра­на к 1920‑м годам была прак­ти­че­ски пого­лов­но крестьянской.

Слож­ность наше­го мыш­ле­ния, в срав­не­нии с кре­стья­на­ми, берёт­ся лишь от того, что мы фор­маль­но более обра­зо­ва­ны и тех­но­ло­ги­че­ски более про­дви­ну­ты. А что каса­ет­ся наших поли­ти­че­ских пред­став­ле­ний, то они неда­ле­ко от кре­стьян­ско­го виде­ния ушли. У нас поли­ти­че­ское вос­при­я­тие чёр­но-белое, при­мер­но такое же, как у кре­стьян. Оно при­ми­тив­ное, постро­ен­ное на одном-двух логи­че­ских ходах. Наши совре­мен­ни­ки, вклю­чая интел­ли­ген­цию, про­дол­жа­ют думать одно­слож­но о поли­ти­ке. Всё в поли­ти­ке делит­ся на всё хоро­шее про­тив все­го пло­хо­го. Тако­вы наши обы­ден­ные представления.

— Рево­лю­ция была ожи­да­е­мой? Или же Фев­раль был сте­че­ни­ем раз­ных обсто­я­тельств? Зако­но­мер­но, что рево­лю­ция про­изо­шла имен­но в фев­ра­ле 1917 года, а не 1916 году, например?

— Рево­лю­цию жда­ли очень дол­го. Мож­но ска­зать, что целые поко­ле­ния жили в ожи­да­нии рево­лю­ции. Понят­но, что пона­ча­лу это был неболь­шой круг людей, но он всё вре­мя рас­ши­рял­ся. По мере раз­ви­тия обра­зо­ва­ния всё боль­ше людей пре­тен­до­ва­ло на само­сто­я­тель­ную роль в поли­ти­ке и на само­сто­я­тель­ное мыш­ле­ние и име­ло вкус к обсуж­де­нию поли­ти­че­ских вопро­сов. Обсто­я­тель­ства были тако­вы, что в целом, власть доста­точ­но рев­ни­во отно­си­лась к поли­ти­че­ской сфе­ре и ста­ра­лась не допус­кать обще­ство к поли­ти­ке. Обще­ство это не устраивало.

Очень часто чело­век, кото­рый гово­рил о том, что ско­ро слу­чит­ся рево­лю­ция, пре­тен­до­вал на обла­да­ние каки­ми-то интел­лек­ту­аль­ны­ми спо­соб­но­стя­ми. Мод­но было быть про­тив­ни­ком само­дер­жа­вия и мод­но было гово­рить о том, что ско­ро про­изой­дёт рево­лю­ция. Все посто­ян­но жда­ли. При­чём чем хуже было настро­е­ние у чело­ве­ка, тем боль­ше он ждал рево­лю­цию. Когда настро­е­ние улуч­ша­лось, ему уже хоте­лось не рево­лю­ции и кон­сти­ту­ции, а севрю­жи­ны с хре­ном. Дей­стви­тель­но в 1905 году рево­лю­ция всё-таки про­изо­шла. Сра­зу ста­ло ясно, что в этом плане Рос­сия несиль­но отли­ча­ет­ся от евро­пей­ских государств.

То, что рево­лю­цию дол­го ждут, не озна­ча­ет, что она неиз­беж­на. Очень часто так быва­ет, что рево­лю­цию дол­го жда­ли, а когда нако­нец она про­изо­шла, все неве­ро­ят­но уди­ви­лись. Все дол­го ожи­да­е­мые вещи собы­тия про­ис­хо­дят неожи­дан­но. Поче­му про­ис­хо­дят неожи­дан­но? Даже в 1905 году само­дер­жа­вие, пусть и ока­зав­ше­е­ся в кри­зи­се, явля­лось глав­ным поли­ти­че­ским инсти­ту­том Рос­сии. На само­дер­жа­вии Рос­сия и дер­жа­лась. Про­тив­ни­ки само­дер­жа­вия не так были силь­ны, как им бы хоте­лось. Они были силь­ны тем, что сама власть ока­за­лась в тупи­ке. По боль­шо­му счё­ту то же самое и про­изо­шло к 1917 году.

Давай­те посмот­рим, кто сыг­рал реша­ю­щую роль в дни Фев­раль­ской рево­лю­ции — Госу­дар­ствен­ная дума и обще­ствен­ные орга­ни­за­ции, кото­рые суще­ство­ва­ли на казён­ные аван­сы (Зем­гор, воен­но-про­мыш­лен­ные коми­те­ты). Рево­лю­ция делась госу­дар­ствен­ным орга­ном и аффи­ли­ро­ван­ны­ми с госу­дар­ством ква­зи­об­ще­ствен­ны­ми струк­ту­ра­ми. Конеч­но, не забы­ва­ем про пет­ро­град­ских рабо­чих и сол­дат пет­ро­град­ско­го гар­ни­зо­на. Но куда идёт пет­ро­град­ский гар­ни­зон, когда под­ни­ма­ет вос­ста­ние? К Госу­дар­ствен­ной думе. Госу­дар­ствен­ная дума была един­ствен­ным учре­жде­ни­ем, кото­рое было спо­соб­но обес­пе­чить, гру­бо выра­жа­ясь, «поли­ти­че­скую кры­шу» рево­лю­ци­он­ным мас­сам. Мож­но было бы себе пред­ста­вить, что они бы ски­ну­ли эту Госу­дар­ствен­ную думу вме­сте с царём. Но они же это­го не сделали.

Они вве­ря­ют себя Госу­дар­ствен­ной думе. Пет­ро­град­ский совет рабо­чих и сол­дат­ских депу­та­тов тоже воз­ни­ка­ет в сте­нах Госу­дар­ствен­ной думы. Совет созда­ют депу­та­ты-соци­а­ли­сты из Госу­дар­ствен­ной думы и при­мкнув­шие к ним город­ские интел­ли­ген­ты. Толь­ко потом там появ­ля­ют­ся рабо­чие и сол­да­ты. Толь­ко потом начи­на­ет­ся раз­ви­вать­ся рево­лю­ци­он­ный меха­низм. Но изна­чаль­но рево­лю­ция про­ис­хо­дит в силу сла­бо­сти, децен­тра­ли­за­ции, демо­ра­ли­за­ции самой вла­сти и тех струк­тур, кото­рые чер­па­ют свои ресур­сы из каз­ны. Госу­дар­ствен­ная дума, по сути, при­хо­дит на сме­ну импе­ра­тор­ско­му пра­ви­тель­ству. Дру­гое дело, что Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство, создан­ное на базе Госу­дар­ствен­ной думы, не смо­жет совла­дать с рево­лю­ци­он­ной ситу­а­ци­ей в силу того, что у него не будет соот­вет­ству­ю­щих меха­низ­мов кон­тро­ли­ро­вать эту ситуацию.

Рево­лю­ция была невоз­мож­на в 1914 году нака­нуне Пер­вой миро­вой вой­ны. Совет­ские исто­ри­ки люби­ли гово­рить о рево­лю­ци­он­ной ситу­а­ции лета 1914 года. Были мощ­ные заба­стов­ки рабо­чих, но к ним уже все при­вык­ли. Инте­рес­ный факт про заба­стов­ки лета 1914 года. Рабо­чие басто­ва­ли, даже выдви­га­лись в центр Петер­бур­га, но актив­ные демон­стра­ции были во вре­мя визи­та Пуан­ка­ре в Петер­бург — поли­ция не вме­ши­ва­лась, как толь­ко Пуан­ка­ре уез­жа­ет, заба­стов­ки закан­чи­ва­ют­ся. В Москве и по Рос­сии ситу­а­ция была спо­кой­ной. Армия спо­кой­на, кре­стьян­ских и сту­ден­че­ских вол­не­ний нет. Сама по себе заба­стов­ка петер­бург­ских рабо­чих рево­лю­цию не поро­дит. Нужен целый ряд фак­то­ров. Не будь вой­ны, эти заба­стов­ки всё рав­но закон­чи­лись ничем. В 1915 году для рево­лю­ции было боль­ше осно­ва­ний. Власть ока­за­лась в серьёз­ных кри­зис­ных обсто­я­тель­ствах. Власть спер­ва шла на уступ­ки и непо­нят­но до какой сте­пе­ни она шла бы. В 1916 году рево­лю­ция, конеч­но, была невозможна.

В 1917 году уни­каль­ные обсто­я­тель­ства скла­ды­ва­ют­ся, кото­рые спо­соб­ству­ют побе­де рево­лю­ции. Царь нахо­дит­ся в Став­ке — но даже если он был бы не в Став­ке, мало что изме­ни­лось бы. Нико­лай II к нача­лу 1917 года мало инте­ре­со­вал­ся теку­щи­ми поли­ти­че­ски­ми вопро­са­ми. Импе­ра­три­ца в фев­ра­ле погло­ще­на семей­ны­ми дела­ми — дети боле­ют корью.

Пре­мьер-министр Голи­цын, чело­век, полу­чив­ший долж­ность за лич­ную пре­дан­ность фами­лии, не спо­со­бен реа­ги­ро­вать на какие-то поли­ти­че­ские вызовы.

Министр внут­рен­них дел Про­то­по­пов, кото­рый в силу сво­ей долж­но­сти обя­зан отве­чать за подав­ле­ние рево­лю­ции, был назна­чен осе­нью 1916 года из сре­ды оппо­зи­ции из Про­грес­сив­но­го бло­ка, быв­ший зам­пред Думы. Он не имел ника­ко­го адми­ни­стра­тив­но­го опы­та. Это пер­вый и послед­ний министр внут­рен­них дел в Рос­сий­ской импе­рии без адми­ни­стра­тив­но­го опы­та. Будучи выход­цем из оппо­зи­ции, Про­то­по­пов был уве­рен, что оппо­зи­ция не спо­соб­на совер­шить рево­лю­цию, пото­му что оппо­зи­ци­о­не­ры толь­ко могут гово­рить. Но ведь рево­лю­ция рож­да­ет­ся со слов. Про­то­по­по­ва к тому же в нача­ле фев­ра­ля лиша­ют досту­па к делам в Пет­ро­гра­де — созда­ют пет­ро­град­ский воен­ный округ, кото­рый воз­глав­ля­ет гене­рал Хабалов.

Хаба­лов тоже нико­гда не стал­ки­вал­ся с обще­ствен­ны­ми выступ­ле­ни­я­ми. Глав­ная сила, кото­рая долж­на подав­лять рево­лю­цию, — это Пет­ро­град­ский гар­ни­зон. Но имен­но он стал глав­ным рево­лю­ци­он­ным рыча­гом. 150 тысяч сол­дат Пет­ро­град­ско­го гар­ни­зо­на суще­ство­ва­ли в пло­хих усло­ви­ях. Они нахо­ди­лись в сквер­ных отно­ше­ни­ях с поли­ци­ей. Соглас­но совре­мен­ным иссле­до­ва­ни­ям, у сол­дат и ново­яв­лен­ных офи­це­ров из чис­ла интел­ли­ген­ции, про­шед­ших уско­рен­ные кур­сы, были кон­флик­ты с поли­ци­ей. Про­ис­хо­ди­ли кон­флик­ты так: офи­цер идёт по горо­ду, а полиц­мей­стер ему честь не отда­ёт. Мол, кто ты такой, вче­раш­ний сту­дент. А офи­цер за шаш­ку хва­та­ет­ся. Из этой кри­ми­но­ген­ной кри­зис­ной депрес­сив­ной ситу­а­ции выхо­дит Фев­раль­ская революция.

Невоз­мож­но пред­ста­вить себе Фев­раль­скую рево­лю­цию и без речи Милю­ко­ва «Глу­пость или изме­на». Дума пере­ста­ла боять­ся кого бы то ни было. Если мы почи­та­ем сте­но­грам­мы выступ­ле­ний в Думе, то мы силь­но уди­вим­ся тому, какие речи про­из­но­си­лись. Пред­се­да­тель­ству­ю­щий в Думе уже не оста­нав­ли­вал того же депу­та­та Керен­ско­го, кото­рый откры­то гово­рил о том, что нуж­на революция.

Все эти обсто­я­тель­ства долж­ны сло­жить­ся, что­бы после цело­го ряда при­зы­вов со сто­ро­ны Думы, после того, как власть ока­за­лась в гла­зах людей дис­кре­ди­ти­ро­ва­на, про­изо­шла бы революция.

— Поли­ти­че­ски­ми бене­фи­ци­а­ра­ми пер­во­го эта­па рево­лю­ции февраля–апреля были либе­ра­лы. Пер­вый состав Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства — это либе­ра­лы плюс Керен­ский. Но уже с апре­ля они начи­на­ют поки­дать свои посты. Это зако­но­мер­ный процесс?

— Это зако­но­мер­но. У исто­ков самих собы­тий сто­я­ли либе­ра­лы. Либе­ра­лы не мог­ли не быть лиде­ра­ми на началь­ном пери­о­де рево­лю­ции. Боль­ше неко­му было быть лиде­ра­ми. Соци­а­ли­сти­че­ские пар­тии были раз­гром­ле­ны. Соци­а­ли­сти­че­ские лиде­ры — либо в Швей­ца­рии, либо в Сиби­ри. Как пра­ви­ло, в Пет­ро­гра­де были толь­ко мало­из­вест­ные соци­а­ли­сты. На этом без­ры­бье и появи­лись депу­та­ты Чхе­ид­зе, Керен­ский, Ско­бе­лев в каче­стве лиде­ров рево­лю­ции. От боль­ше­ви­ков на тот момент нико­го не ока­за­лось. Боль­ше­вист­ская фрак­ция Гос­ду­мы за анти­во­ен­ную про­па­ган­ду была отправ­ле­на в ссыл­ку в Сибирь. Неиз­беж­но либе­ра­лы были в этой ситу­а­ции первыми.

Но важ­но отме­тить сле­ду­ю­щие момен­ты. Уме­рен­ные либе­ра­лы доста­точ­но быст­ро были оттёр­ты, за исклю­че­ни­ем Родзян­ко и Гуч­ко­ва. Но Родзян­ко и Гуч­ков име­ли зна­че­ние не как пред­ста­ви­те­ли октяб­рист­ской пар­тии, а в силу сво­их пози­ций — Родзян­ко был пред­се­да­те­лем Госу­дар­ствен­ной думы, Гуч­ков — пред­се­да­те­лем цен­траль­но­го Воен­но-про­мыш­лен­но­го коми­те­та. Быст­ро эти люди поте­ря­лись, пото­му что они слиш­ком были свя­за­ны с этим посты­лым царизмом.

Вес­ной 1917 года из либе­ра­лов име­ла зна­че­ние толь­ко кадет­ская пар­тия. Но каде­ты были пар­ти­ей лево­ли­бе­раль­ной. Эта пар­тия име­ла свои осо­бен­но­сти — в про­грам­ме каде­тов не была про­пи­са­на непри­кос­но­вен­ность част­ной соб­ствен­но­сти. Невоз­мож­но пред­ста­вить либе­ра­лов, у кото­рых этот пункт не будет ука­зан в про­грам­ме. Каде­ты высту­па­ли за 8‑часовой рабо­чий день, отчуж­де­ние части поме­щи­чьей зем­ли кре­стья­нам за уме­рен­ную цену, но не за непри­кос­но­вен­ность част­ной соб­ствен­но­сти. Кадет­ская пар­тия все­гда заяв­ля­ла, что у неё есть дру­зья сле­ва, то есть соци­а­ли­сты, и нико­гда не гово­ри­ла про дру­зей спра­ва. Да, каде­ты созда­ли Про­грес­сив­ный блок, объ­еди­нив­шись с октяб­рист­ски­ми фрак­ци­я­ми, но это озна­ча­ло, что уме­рен­ных либе­ра­лов под­тя­ну­ли к кадетам.

Сра­зу после рево­лю­ции каде­ты про­воз­гла­ша­ют себя рес­пуб­ли­кан­ца­ми. Мини­стры Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства, боль­шин­ство из кото­рых состав­ля­ли каде­ты, сочи­ни­ли при­ся­гу, в кото­рой гово­ри­лось, что они обя­зу­ют­ся высту­пать про­тив попы­ток вос­ста­нов­ле­ния ста­ро­го строя. Гово­ри­лось о том, что обще­ствен­ный иде­ал пар­тии — это соци­а­лизм. На седь­мом съез­де каде­тов пред­ла­га­лось впи­сать этот пункт пря­мо в про­грам­му, но посколь­ку пар­тия хоте­ла завя­зать более тес­ные отно­ше­ния с бур­жу­а­зи­ей, они это­го не сде­ла­ли. Меж­ду тем, с бур­жу­а­зи­ей кон­так­ты не скла­ды­ва­лись. Неко­то­рые бур­жуа финан­си­ро­ва­ли каде­тов (но дру­гие, как мы зна­ем, дава­ли день­ги боль­ше­ви­кам). Но пря­мо на этом съез­де был вклю­чён пункт о тру­до­вом зем­ле­поль­зо­ва­нии, то есть, по сути, пере­да­че зем­ли кре­стья­нам. Каде­ты были вынуж­де­ны были при­знать, что Рос­сия пре­вра­тит­ся в феде­ра­цию. Пар­тия актив­но шла вле­во, но это ей не осо­бо помог­ло. По резуль­та­там выбо­ров в Учре­ди­тель­ное собра­ние они и 20 мест не набра­ли. И это един­ствен­ная либе­раль­ная пар­тия, кото­рая сколь­ко-нибудь была на пла­ву. Осталь­ных пар­тий про­сто не стало.

— Чем был обу­слов­лен пово­рот вле­во рос­сий­ско­го обще­ства? Все вне­зап­но нача­ли носить крас­ные фла­ги и бан­ты, рас­суж­дать о соци­а­лиз­ме даже на низо­вом уровне. Какие были к это­му пред­по­сыл­ки в мас­со­вом сознании?

— Это про­изо­шло не вне­зап­но. Соци­а­ли­сти­че­ские идеи в Рос­сии в нача­ле XX века были более чем попу­ляр­ны. При­чём это не озна­ча­ло какой-то пар­тий­ной ори­ен­та­ции. Чело­век мог не состо­ять в какой-либо орга­ни­за­ции, но при этом счи­тал, что насту­пит свет­лое буду­щее под назва­ни­ем соци­а­лизм. Имен­но поэто­му кадет­ская пар­тия пыта­лась под­дер­жи­вать отно­ше­ния с соци­а­ли­ста­ми. Соци­а­ли­сты очень часто били по про­тя­ну­той руке каде­тов. Рево­лю­ция пре­иму­ще­ствен­но ассо­ци­и­ро­ва­лась с соци­а­лиз­мом и с крас­ным цве­том точ­но. Рево­лю­ци­он­ный флаг — крас­ный, это доми­ни­ру­ю­щий поли­ти­че­ский сим­вол. Если мы посмот­рим на пред­вы­бор­ные пла­ка­ты кадет­ской пар­тии 1917 года, мы там уви­дим крас­ные фла­ги. Все поли­ти­че­ские силы 1917 года одно­знач­но высту­па­ли под крас­ны­ми фла­га­ми. Три­ко­лор в 1917 году исполь­зо­вал­ся доста­точ­но ред­ко и без охоты.

Этот пово­рот вле­во стал тем более одно­знач­ным, когда не ста­ло монар­хии. Не ста­ло того поли­ти­че­ско­го инсти­ту­та, кото­рый являл­ся глав­ным гаран­том част­ной соб­ствен­но­сти и пар­ла­мен­та­риз­ма. Все сколь­ко-нибудь раз­ви­тые инсти­ту­ты поли­ти­че­ской и эко­но­ми­че­ской жиз­ни не соци­а­ли­сти­че­ской направ­лен­но­сти раз­ру­ши­лись вслед за раз­ру­ше­ни­ем монар­хии. У Семё­на Фран­ка есть пока­за­тель­ная цита­та: «В народ­ном созна­нии и народ­ной вере была непо­сред­ствен­но укреп­ле­на толь­ко сама вер­хов­ная власть — власть царя; всё же осталь­ное — сослов­ные отно­ше­ния, мест­ное само­управ­ле­ние, суд, адми­ни­стра­ция, круп­ная про­мыш­лен­ность, бан­ки, вся утон­чен­ная куль­ту­ра обра­зо­ван­ных клас­сов, лите­ра­ту­ра и искус­ство, уни­вер­си­те­ты, кон­сер­ва­то­рии, ака­де­мии, всё это в том или ином отно­ше­нии дер­жа­лось лишь кос­вен­но, силою цар­ской вла­сти, и не име­ло непо­сред­ствен­ных кор­ней в народ­ном созна­нии. Неуди­ви­тель­но, что с кру­ше­ни­ем монар­хии рух­ну­ло сра­зу и всё осталь­ное». Левый пово­рот был запро­грам­ми­ро­ван после того, как не ста­ло монархии.

— Полу­ча­ет­ся, народ в Рос­сии — левый, изна­чаль­но под­го­тов­лен­ным к соци­а­ли­сти­че­ским цен­но­стям? Даже негра­мот­ные кре­стьяне были гото­вы при­нять социализм?

— Да, имен­но пото­му что они негра­мот­ные кре­стьяне, попу­ляр­ность соци­а­лиз­ма была ещё боль­ше. Соци­а­лизм в при­ми­тив­ном пони­ма­нии вполне соот­вет­ству­ет арха­ич­ным пред­став­ле­ни­ям рус­ско­го кре­стьян­ства. Я тут не вижу ника­ко­го про­ти­во­ре­чия. С точ­ки зре­ния рус­ско­го кре­стьян­ства, зем­ля при­над­ле­жит тому, кто на ней рабо­та­ет. В этом нет ниче­го уди­ви­тель­но­го. Логи­ка такая: если царя нет, то зем­ля при­над­ле­жит тому, кто её обра­ба­ты­ва­ет. Тогда реани­ми­ру­ет­ся общи­на, уже вес­ной 1917 года сто­лы­пин­ских кре­стьян-еди­но­лич­ни­ков начи­на­ют заби­рать обрат­но в общи­ну. Их зем­лю экс­про­при­и­ру­ют точ­но так же, как и зем­лю поме­щи­ков. К 1918 году насту­пи­ло пол­ней­шее кре­стьян­ское сча­стье. Дру­гое дело, что кре­стьян­ское сча­стье несиль­но отли­ча­лось от камен­но­го века.

— То есть побе­дил такой народ­ный социализм.

— Народ­ный соци­а­лизм — он имен­но арха­ич­ный. Побеж­да­ет арха­ич­ное созна­ние. Циви­ли­за­ция ухо­дит вме­сте с монархией.

— Вме­сте с тем, это арха­ич­ное созна­ние апел­ли­ру­ет к мод­но­му и нау­ко­ём­ко­му на тот момент поня­тию «соци­а­лизм».

— Тот новый поли­ти­че­ский класс, — боль­ше­ви­ки, — кото­рый при­хо­дит к вла­сти, апел­ли­ру­ет к это­му поня­тию. Дру­гое дело, как вос­при­ни­ма­ет­ся низа­ми, даже низа­ми боль­ше­вист­ской пар­тии, это поня­тие. Пред­став­ле­ния были доста­точ­но арха­ич­ны­ми. В одном совет­ском филь­ме был крас­но­ар­ме­ец со «стран­ной» фами­ли­ей Сов­ков, кото­рый сто­ял в карау­ле и читал «Капи­тал» Марк­са. Он гово­рил, что таб­ли­цы и гра­фи­ки про­пус­каю, в про­ле­тар­скую сущ­ность вни­каю. Это вопрос вос­при­я­тия. 90 % насе­ле­ния вос­при­ни­ма­ло соци­а­лизм арха­ич­но, а для 10 % идеи соци­а­лиз­ма были пере­до­вы­ми. Это сочетается.

— Поче­му имен­но боль­ше­ви­ки при­шли к вла­сти? Они были не самы­ми левы­ми из поли­ти­че­ских сил. Это роль Вла­ди­ми­ра Ильи­ча или след­ствие того, что пар­тия была доста­точ­но сек­тант­ско­го типа?

— Боль­ше­ви­ки не были самы­ми левы­ми. Анар­хи­сты были левее и очень часто левые эсе­ры были левее. Но боль­ше­ви­ки были самы­ми орга­ни­зо­ван­ны­ми из левых ради­ка­лов. Дей­стви­тель­но, пар­тия была доста­точ­но сек­тант­ско­го типа. Залог побе­ды боль­ше­ви­ков и заклю­чал­ся том, что это была пар­тия-сек­та. Эсе­ры, чис­лен­ность кото­рых была в три-четы­ре раза боль­ше, ниче­го не смог­ли сде­лать про­тив боль­ше­ви­ков. Пар­тия эсе­ров была выстро­е­на по прин­ци­пу Стень­ки Рази­на. Чело­век, заявив­ший себя эсе­ром, уже был эсе­ром. Боль­ше­вист­ская пар­тия фор­ми­ро­ва­лась по сек­тант­ско­му прин­ци­пу. Суще­ство­вал при­ём и отсев, были кан­ди­да­ты в чле­ны пар­тии. По пси­хо­ти­пу эсе­ры силь­но отли­ча­ют­ся от боль­ше­ви­ков. Эсе­ры все роман­тич­ные и поэ­тич­ные, боль­ше­ви­ки же были упёр­ты­ми раци­о­на­ли­ста­ми без излиш­ней сентиментальности.

Мало быть орга­ни­зо­ван­ны­ми. Но боль­ше­ви­ки были ещё и левы­ми. Они не боя­лись делать такие обе­ща­ния и идти на такие шаги, на кото­рые дру­гие пар­тии были не спо­соб­ны. К при­ме­ру, боль­ше­ви­ки не боя­лись выхо­да из вой­ны, в отли­чие от дру­гих пар­тий. Понят­но, поче­му дру­гие пар­тии боя­лись. К нача­лу 1917 года ста­ло оче­вид­но, что в войне рано или позд­но побе­дит Антан­та, это был вопрос вре­ме­ни. В этой ситу­а­ции идти на сепа­рат­ный мир с Гер­ма­ни­ей виде­лось безу­ми­ем. Рас­суж­да­ли так: «Мы пой­дём на мир с Гер­ма­ни­ей, через пол­го­да Гер­ма­ния про­иг­ра­ет, что потом с нами Антан­та сде­ла­ет? Мы пре­да­ём сво­их союз­ни­ков, кото­рые через пол­го­да побе­дят. Да нас потом рас­чле­нят. Гаран­ти­ро­ва­на миро­вая изо­ля­ция. Всё, про­щай, Россия!»

Боль­ше­ви­ки абсо­лют­но это­го не боят­ся. Боль­ше­ви­ки, в отли­чие от дру­гих пар­тий, были ори­ен­ти­ро­ва­ны на то, что­бы делать рево­лю­цию в миро­вом мас­шта­бе. Им неин­те­рес­но, что с Рос­си­ей будет про­ис­хо­дить. Им инте­рес­на миро­вая рево­лю­цию. В этой свя­зи они спо­кой­но идут на сепа­рат­ный мир с Гер­ма­ни­ей. Для них выход Рос­сии из вой­ны — это пер­вое зве­но в миро­вой рево­лю­ции. Они рас­счи­ты­ва­ют, что ско­ро вспых­нет Гер­ма­ния — и там про­изой­дёт рево­лю­ция. Как толь­ко гер­ман­ские про­ле­та­рии уви­дят, что рус­ские про­ле­та­рии реши­ли боль­ше не вое­вать, они тоже пре­кра­тят вой­ну. А вслед за ними — англий­ские, фран­цуз­ские пролетарии.

Боль­ше­ви­ки спо­кой­но пере­да­ют зем­лю кре­стья­нам, не дожи­да­ясь Учре­ди­тель­но­го собра­ния. Они не боят­ся это­го делать, хоть и подоб­ные дей­ствия могут спро­во­ци­ро­вать граж­дан­скую вой­ну в Рос­сии. Кре­стьяне могут сами с собой сце­пить­ся, кому кон­крет­но какой надел при­над­ле­жит. На Укра­ине поме­щи­ки могут ещё и не отдать зем­лю. Всем было понят­но, что в Вели­ко­рос­сии это будет доста­точ­но лег­ко сде­лать. А на наци­о­наль­ных окра­и­нах гораз­до труд­нее. Част­но-соб­ствен­ни­че­ские инстинк­ты на наци­о­наль­ных окра­и­нах были более ярко выра­же­ны. Част­ная соб­ствен­ность не была свя­щен­ной для рус­ско­го наро­да. У рус­ско­го поме­щи­ка гораз­до про­ще отнять зем­лю, чем даже у мало­рос­сий­ско­го поме­щи­ка или, ска­жем, како­го-нибудь сред­не­ази­ат­ско­го бая. Боль­шин­ство пар­тий счи­та­ло, что мож­но пере­да­вать зем­лю толь­ко через меха­низм Учре­ди­тель­но­го собра­ния. Боль­ше­ви­ки же гово­ри­ли кре­стья­нам: «Вы дели­те зем­лю — так дели­те её даль­ше». Вот мы вам всё отда­ём. Эсе­ры боя­лись. Хоть целый ряд пред­ста­ви­те­лей эсе­ров пред­ла­гал опуб­ли­ко­вать закон о пере­да­че зем­ли кре­стья­нам, не дожи­да­ясь Учре­ди­тель­но­го собра­ния. Но боялись.

— Какую роль играл наци­о­наль­ный вопрос во вре­мя революции?

— Наци­о­наль­ные амби­ции были у мень­шинств, осо­бен­но у мест­ной интел­ли­ген­ции. Для рус­ских наци­о­наль­ный вопрос не играл осо­бой роли — гораз­до более важ­ны были вопро­сы зем­ли и мира. Для наци­о­наль­ных мень­шинств встал вопрос о тер­ри­то­ри­аль­ной авто­но­мии или даже выхо­да из соста­ва Рос­сии. Если взять Укра­и­ну, то до 1917 года вопрос о том, что у Укра­и­ны может быть авто­но­мия в соста­ве Рос­сии, дума­ли сто чело­век во всей импе­рии. Это не сила. Вер­хом жела­ния мест­ной интел­ли­ген­ции было объ­яс­нить основ­ной мас­се насе­ле­ния Укра­и­ны, что они укра­ин­цы. Это была меч­та. Когда в 1917 году шла аги­та­ция укра­ин­ских наци­о­на­ли­стов сре­ди мало­рос­сий­ско­го насе­ле­ния, и они гово­ри­ли: «Брат­цы, да вы же укра­ин­цы!» Им отве­ча­ли: «Да какие мы укра­ин­цы, что мы украли?»

Глав­ная про­бле­ма заклю­ча­лась в том, что наци­о­на­ли­сти­че­ские интел­лек­ту­аль­ные силы ста­ви­ли вопрос о тер­ри­то­ри­аль­ной авто­но­мии, но не было понят­но, где же гра­ни­цы этих авто­но­мий. Начи­на­ют­ся пере­се­че­ния инте­ре­са одних и дру­гих. Основ­ное насе­ле­ние Тифли­са — армяне, или же где про­ве­сти гра­ни­цу меж­ду Арме­ни­ей и Азер­бай­джа­ном. В резуль­та­те нача­лась резня.

— Исто­ри­ки выде­ля­ют так назы­ва­е­мый «медо­вый месяц рево­лю­ции». Эйфо­рия в обще­стве — это зако­но­мер­ное след­ствие рево­лю­ци­он­но­го всплес­ка? Были ли в Рос­сии какие-то особенности?

— Я не думаю, что это какое-то осо­бен­ное рос­сий­ское явле­ние. Некая теат­раль­ность харак­тер­на для нача­ла боль­шой рево­лю­ции. Сама идея рево­лю­ции пред­по­ла­га­ет нача­ло жиз­ни с чисто­го листа. Это сво­е­го рода тор­же­ство — сна­ча­ла нуж­но при­це­пить к одеж­де крас­ный бант, а затем надеть френч или кра­си­вую тужур­ку. К тому же весе­лить­ся все­гда лег­че, чем рабо­тать. Вес­ной 1917 года были попу­ляр­ны митин­ги-кон­цер­ты. Ска­жем, если это про­ис­хо­ди­ло на заво­де, то это вклю­ча­лось в рабо­чий день. Рабо­чие, кото­рые до это­го тру­ди­лись по 12 часов, пере­шли на вось­ми­ча­со­вой рабо­чий день, а к теперь ещё в рабо­чее вре­мя вклю­ча­лись митин­ги-кон­цер­ты. В каком-то смыс­ле это рели­ги­оз­ное дей­ство. Оно поз­во­ля­ет пере­жить цар­ство небес­ное, кото­рое опу­сти­лось на зем­лю и боль­ше нику­да не уйдёт. Но затем ста­но­вит­ся нече­го есть и воз­ни­ка­ет совер­шен­но иная реальность.

— 1917‑й — это ещё был годом посто­ян­ных выбо­ров: выби­ра­ли депу­та­тов от сол­дат, от кре­стьян, про­хо­ди­ли выбо­ры в город­ские думы и, нако­нец, выбо­ры в Учре­ди­тель­ное собра­ние. Но при этом не сфор­ми­ро­ва­лась демо­кра­ти­че­ская тра­ди­ция, по край­ней мере, в запад­ной трак­тов­ке дан­но­го поня­тия. Как Вы дума­е­те, поче­му? Или же появи­лась какая-то осо­бая выбор­ная форма?

— В какой-то сте­пе­ни мож­но гово­рить о нашей спе­ци­фи­че­ской тра­ди­ции. В Рос­сии уже деся­ти­ле­ти­я­ми кто-то за что-то голо­со­вал. Были зем­ские выбо­ры, были выбо­ры в Госу­дар­ствен­ную думу — но это были цен­зо­вые выбо­ры. Было нера­вен­ство голо­сов — и основ­ная мас­са насе­ле­ния была либо совсем непри­част­на, либо её затра­ги­ва­ли элек­то­раль­ные про­цес­сы очень косвенно.

В свя­зи с рево­лю­ци­ей в Рос­сии вдруг про­воз­гла­ша­ют­ся все­об­щие рав­ные выбо­ры. Полу­чи­ли пра­во голо­со­вать жен­щи­ны. При этом две тре­ти насе­ле­ния, то есть изби­ра­те­лей, были негра­мот­ны. С одной сто­ро­ны, это созда­ёт пред­став­ле­ние о каких-то неве­ро­ят­ных сво­бо­дах. А с дру­гой сто­ро­ны, эти сво­бо­ды ока­за­лись даро­вы­ми. Они не вос­при­ни­ма­лись как цен­но­сти. Основ­ной кре­стьян­ская мас­са, кото­рой ещё нуж­но было объ­яс­нить, зачем эти выбо­ры нуж­ны, голо­со­ва­ла исклю­чи­тель­но за то, что­бы за ними была закреп­ле­на зем­ля, кото­рую они уже поде­ли­ли и полу­чи­ли по декре­ту о зем­ле. Нуж­но было закре­пить с помо­щью обще­на­ци­о­наль­но­го при­зна­ния. Но есть это наци­о­наль­ное при­зна­ние — хоро­шо, нет его — какая раз­ни­ца. Вот чем объ­яс­ня­ет­ся пора­зи­тель­ное спо­кой­ствие в цен­траль­ной Рос­сии после раз­го­на Учре­ди­тель­но­го собра­ния. Да, поду­ма­ешь… Что слу­чи­лось с того, что его не будет? Зем­ля и так у кре­стьян. Мир­ные пере­го­во­ры с нем­ца­ми нача­лись. Основ­ная логи­ка была такой: всё, что надо полу­чить, мы и так себе возь­мём, сво­бо­да насту­пи­ла, зачем для это­го голосовать.

Запад­ная тра­ди­ция дру­гая. Там пра­ва изби­ра­тель­ные заво­ё­вы­ва­ют­ся, они вос­при­ни­ма­ют­ся как важ­ная ста­тус­ная состав­ля­ю­щая. Круг изби­ра­те­лей на Запа­де посте­пен­но рас­ши­ря­ет­ся за счёт мно­го­лет­ней борь­бы. Поэто­му пра­во голо­са цен­но. В Рос­сии пра­во голо­са в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни упа­ло с неба.

Выбо­ры в Госу­дар­ствен­ную думу и выбо­ры в Учре­ди­тель­ное собра­ние про­изо­шли при жиз­ни одно­го поко­ле­ния. А потом в совет­ское вре­мя воз­ни­ка­ет доста­точ­но инте­рес­ная тра­ди­ция. Выбо­ры-то оста­лись, но они ста­ли сво­е­го рода шир­мой. Прин­цип их заклю­чал­ся в сле­ду­ю­щем: совет­ские выбо­ры — это спо­со­бов леги­ти­ми­за­ции вла­сти, кото­рая уже суще­ству­ет. Её нель­зя с помо­щью выбо­ров убрать, она будет неиз­беж­но, но власть заяв­ля­ет, что она нуж­да­ет­ся в выбор­ной под­держ­ке. Вот вам без­аль­тер­на­тив­ный спи­сок неру­ши­мо­го бло­ка ком­му­ни­стов и бес­пар­тий­ных, пожа­луй­ста, за него про­го­ло­суй­те. Это в какой-то сте­пе­ни напо­ми­на­ет золо­той век импе­ра­тор­ско­го Рима. Импе­ра­тор Август, кото­ро­му Сенат дал пра­во реко­мен­до­вать людей на те или иные долж­но­сти. Он реко­мен­ду­ет — Сенат голо­су­ет. Пар­тия совет­ско­му наро­ду реко­мен­ду­ет — совет­ский народ голо­су­ет. Народ дове­ря­ет пар­тии и готов её под­дер­жать. Это важ­ный меха­низм. Это не толь­ко театр, это в какой-то сте­пе­ни празд­ник все­об­ще­го доверия.

— А Учре­ди­тель­ное собра­ние как поли­ти­че­ский инсти­тут кого-либо, кро­ме город­ской интел­ли­ген­ции, полу­ча­ет­ся, не интересовало?

— Дело в том, что рабо­чие и кре­стьяне были не сами по себе. Рабо­чие и кре­стьяне были свя­за­ны меж­ду собой. Понят­но, что кто-то от дерев­ни ото­рвал­ся, но даже не поло­ви­на рабо­чих. Пред­вы­бор­ная гон­ка дохо­ди­ла даже до дерев­ни. Пар­тий­ные аги­та­то­ры при­ез­жа­ли про­па­ган­ди­ро­вать в дерев­ни и даже пыта­лись жите­лей дере­вень впи­сать в состав сво­ей пар­тии. Одни и те же кре­стьяне мог­ли впи­сать­ся вна­ча­ле к каде­там, а потом к эсе­рам в зави­си­мо­сти от того, какой аги­та­тор при­е­хал. Но дерев­ня не слиш­ком бод­ро голо­со­ва­ла. Если бы выбо­ры про­шли не в нояб­ре, а вес­ной или в июне, то выбо­ры про­шли гораз­до более радост­но. В нояб­ре народ не чув­ство­вал острой акту­аль­но­сти выбо­ров. Кре­стьяне спо­кой­но отнес­лись к голосованию.

Инте­рес­но отме­тить, что Учре­ди­тель­ное собра­ние откры­лось, когда в Пет­ро­град при­е­ха­ло толь­ко око­ло 50 % депу­та­тов. Ины­ми сло­ва­ми, там долж­но было быть око­ло 800 чело­век. Открыть­ся долж­но было Учре­ди­тель­ное собра­ние после того, как съе­ха­лась бы поло­ви­на депу­та­тов. 5 янва­ря оно откры­лось, когда было поряд­ка 400 депу­та­тов. Сот­ня по раз­ным при­чи­нам не была избра­на. А где были 300 депу­та­тов, кото­рые были избра­ны, но не при­е­ха­ли — неиз­вест­но. Были огром­ные про­бле­мы с транс­пор­том, со свя­зью. Нуж­но про­во­дить иссле­до­ва­ние по это­му пово­ду. Я навскид­ку не могу ска­зать, где они были. В резуль­та­те полу­ча­ет­ся, что по спис­ку 800 депу­та­тов, при­е­ха­ло 400, а после того, как ушли боль­ше­ви­ки и левые эсе­ры, то оста­лось немно­гим более 200 депу­та­тов, то есть про­цен­тов 30. И 30 % от все­го соста­ва — это что, кво­рум? Какие реше­ния они хоте­ли при­ни­мать в таком коли­че­стве, непо­нят­но. Как извест­но, Учре­ди­тель­ное собра­ние про­воз­гла­си­ло Рос­сию феде­ра­тив­ной рес­пуб­ли­кой, они пере­да­ли зем­лю кре­стья­нам и не при­зна­ли боль­ше­вист­ское пра­ви­тель­ство. Но како­ва леги­тим­ность этих реше­ний, если это при­ни­ма­ет­ся в луч­шем слу­чае тре­тью депутатов?..

— Спро­шу про Цер­ковь. Посте­пен­но шло рас­цер­ко­в­ле­ние наро­да. Поче­му Цер­ковь теря­ла авто­ри­тет как обще­ствен­ная струк­ту­ра? Насколь­ко силь­на была рели­ги­оз­ность наро­да, если он под­дер­жал боль­ше­ви­ков, кото­рые декла­ри­ро­ва­ли, что они атеисты?

— В первую оче­редь, офи­ци­аль­ная Цер­ковь была часть госу­дар­ствен­но­го меха­низ­ма. Синод, по сути, явля­ет­ся мини­стер­ством в систе­ме рос­сий­ско­го пра­ви­тель­ства. Синод воз­глав­ля­ет­ся импе­ра­то­ром, кото­рые назна­ча­ет обер-про­ку­ро­ра. Обер-про­ку­рор — это ско­рее сек­ре­тарь и ответ­ствен­ное лицо перед импе­ра­то­ром в соста­ве Сино­да. Паде­ние монар­хии и актив­ная дис­кре­ди­та­ция монар­хии неми­ну­е­мо отзы­ва­ет­ся на авто­ри­те­те Церкви.

Важ­но отме­тить: цер­ков­ность и рели­ги­оз­ность не тож­де­ствен­ны. Рели­ги­оз­ный чело­век в нача­ле XX века мог суще­ство­вать вне Церк­ви или же соблю­дать фор­маль­ные пра­ви­ла. Ска­жем, чинов­ни­ки обя­за­ны были еже­год­но при­ча­щать­ся. В нача­ле XX века Цер­ковь мно­ги­ми людь­ми вос­при­ни­ма­лась как некая фор­ма­лист­ская струк­ту­ра, кото­рая верой и прав­дой слу­жит поли­ти­че­ско­му режи­му. К это­му надо при­ба­вить, что суще­ство­ва­ли раз­лич­ные ста­ро­об­ряд­че­ские тол­ки. При­чём очень часто чело­век рели­ги­оз­ный вос­при­ни­мал­ся как тай­ный ста­ро­об­ря­дец. Была рели­ги­оз­ная аль­тер­на­ти­ва в рам­ках само­го пра­во­сла­вия. А людей, соблю­дав­ших посты, подо­зре­ва­ли в том, что они тай­ные като­ли­ки. Цер­ковь и рели­гия к нача­лу XX века уже были раз­ны­ми вещами.

В фев­ра­ле 1917 года Цер­ковь серьёз­ной само­сто­я­тель­ной роли сыг­рать не мог­ла. Она была частью того госу­дар­ствен­но­го меха­низ­ма, кото­рый пал. Если мы посмот­рим на логи­ку пове­де­ния епи­ско­па­та и Сино­да после Фев­раль­ской рево­лю­ции, то это логи­ка тако­ва: если у нас не ста­ло царя, то давай­те сохра­ним хоть какую-то власть. Вот отку­да стрем­ле­ние Церк­ви актив­но под­дер­жать Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство. Что­бы хоть что-то под­дер­жать. А если мы не под­дер­жим Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство, то что будет? Нас про­сто уни­что­жат как контр­ре­во­лю­ци­о­не­ров. Кого Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство вос­при­ни­ма­ло как потен­ци­аль­ные угро­зы рево­лю­ции? Офи­це­ров и свя­щен­ни­ков. Тех, у кого рели­ги­оз­ность и цер­ков­ность соеди­ня­лись, мы тоже зна­ем, — это новомученики.

— А поче­му Вы изна­чаль­но ста­ли зани­мать­ся про­бле­ма­ти­кой 1917 года?

— Я начал зани­мать­ся Рево­лю­ци­ей в 1990‑е годы. Меня заин­те­ре­со­ва­ла тема­ти­ка ещё в послед­них клас­сах шко­лы. В это вре­мя актив­но пуб­ли­ко­ва­лись мно­гие источ­ни­ки и изда­ва­лась лите­ра­ту­ра по теме Рево­лю­ции. Мне каза­лось, что исто­рио­гра­фия и источ­ни­ки не очень хоро­шо соче­та­ют­ся. Это бур­ное собы­тие, по этой теме суще­ству­ет мно­же­ство источ­ни­ков. Они под­ку­па­ют тем, что к ним лёг­кий доступ. Это не акто­вый мате­ри­ал XVI века, их гораз­до лег­че про­чи­тать. Это гораз­до понят­нее. При этом источ­ни­ки гово­рят одно, а в науч­ной лите­ра­ту­ре было напи­са­но дру­гое. Воз­ни­ка­ет дис­со­нанс. Пер­вый исто­рио­гра­фи­че­ский тезис, кото­рый мне хоте­лось оспо­рить, был о том, что Фев­раль­ская рево­лю­ция явля­лась бур­жу­аз­но-демо­кра­ти­че­ской. Затем, уже будучи иссле­до­ва­те­лем, я ухо­дил хро­но­ло­ги­че­ски вглубь, но всё рав­но мой основ­ной инте­рес заклю­чал­ся в том, поче­му наш 1917 год был имен­но таким.

— Хотел бы, что­бы Вы поре­ко­мен­до­ва­ли кни­ги. Мог­ли бы назвать топ‑5 худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний про революцию?

— Я бы не стал в топ‑5 впи­сы­вать неко­то­рые вещи, кото­рые напра­ши­ва­ют­ся. Ска­жем, «Хож­де­ние по мукам» или «Док­тор Жива­го». Я поре­ко­мен­дую про­из­ве­де­ния, в кото­рых про­бле­ма­ти­ка рево­лю­ции рас­смат­ри­ва­ет­ся с помо­щью раз­ных худо­же­ствен­ных средств. Спи­сок будет состав­лен по мере отда­ле­ния от событий.

Из про­из­ве­де­ний, непо­сред­ствен­но созда­ва­е­мых в 1917 году, я бы поре­ко­мен­до­вал сти­хо­тво­ре­ния Оси­па Ман­дель­шта­ма. В поэ­зии Ман­дель­шта­ма заме­ча­тель­ное соче­та­ние высо­кой куль­ту­ры с сию­ми­нут­но­стью. Ман­дель­штам как акме­ист не боял­ся сию­ми­нут­но­сти и писал то, что думал в дан­ный кон­крет­ный момент. Одно­знач­но бы реко­мен­до­вал поэ­зию Цве­та­е­вой 1917 года. Она про­ще и эмо­ци­о­наль­нее, чем у Ман­дель­шта­ма. В какой-то сте­пе­ни Цве­та­е­ва улав­ли­ва­ла более широ­кие настро­е­ния, неже­ли Ман­дель­штам. Нику­да нель­зя уйти от сим­во­ли­стов. Поэ­ма «Две­на­дцать» Бло­ка долж­на быть в спис­ке — это уже попыт­ка фило­соф­ско­го осмыс­ле­ния рево­лю­ции. Сле­ду­ю­щий уро­вень — это «Тихий Дон».

И, отхо­дя от лите­ра­ту­ры, я бы реко­мен­до­вал кино. Всё-таки глав­ное совет­ское искус­ство — это кино. Без­услов­но, это «Октябрь» Эйзен­штей­на. Это гени­аль­ная мифо­ло­гия рево­лю­ции. Это тот штурм Зим­не­го двор­ца, кото­ро­го на самом деле не было. А ещё реко­мен­до­вал бы фильм Ром­ма «Ленин в октябре».

— И какие бы Вы поре­ко­мен­до­ва­ли источники?

— Я бы очень реко­мен­до­вал про­чи­тать газет­ную под­шив­ку за 1917 год. Тех­ни­че­ски это, может быть, слож­но. Реко­мен­до­вал бы газе­ты, где была бы хоро­шая опе­ра­тив­ная служ­ба и раз­ветв­лён­ная кор­ре­спон­дент­ская сеть. Отме­тил бы «Новое вре­мя». Это изда­ние до 1917 года име­ло опре­де­лён­ную идео­ло­ги­че­скую линию, но в 1917 году оно рас­те­ря­лось и в резуль­та­те редак­цию обы­ва­тель­ски нес­ло — «что вижу, то пою». Дина­ми­ку 1917 года без газет невоз­мож­но пред­ста­вить — посто­ян­ные слу­хи, сме­на настро­е­ний выра­же­ны в периодике.

Отме­тил бы мему­а­ры Ари­ад­ны Тыр­ко­вой. Тыр­ко­ву, един­ствен­ную жен­щи­ну в ЦК кадет­ской пар­тии, назы­ва­ли «един­ствен­ным муж­чи­ной в кадет­ском ЦК». Это была умная и реши­тель­ная дама. У неё заме­ча­тель­ные мему­а­ры, в кото­рых она не боя­лась кри­ти­ко­вать себя и сво­их това­ри­щей по пар­тии и при­зна­ва­ла ошиб­ки. И у неё кра­си­во напи­са­но. Она про­фес­си­о­наль­ный жур­на­лист. Конеч­но, днев­ни­ко­вое насле­дие Зина­и­ды Гип­пи­ус. Это очень инте­рес­ное чте­ние. И Тыр­ко­ва, и Гип­пи­ус — жен­щи­ны, вла­де­ю­щие пером, опи­сы­ва­ют исто­ри­че­скую кон­кре­ти­ку гораз­до инте­рес­нее, чем муж­чи­ны. У муж­чин очень часто идут выво­ды, логи­че­ские связ­ки им важ­ны. А здесь пре­ва­ли­ру­ют эмо­ции и дета­ли, что соб­ствен­но, и интересно.

Поме­стил бы в топ‑5 «Запис­ки о рево­лю­ции» Нико­лая Суха­но­ва. У него очень мно­го соци­ал-демо­кра­ти­че­ских ярлы­ков, но если при­нять их к све­де­нию и читать про­из­ве­де­ние, в кото­ром опи­сы­ва­ет­ся день за днём, то это очень инте­рес­но. У него очень мно­го подроб­но­стей. И ещё бы я поре­ко­мен­до­вал «Исто­рию Граж­дан­ской вой­ны в СССР», кото­рая начи­на­ет­ся с фев­раль­ских собы­тий. В этом сбор­ни­ке доку­мен­тов есть уди­ви­тель­ные источ­ни­ки, вкрап­ле­ния уст­ной исто­рии. Есть очень соч­ные дета­ли. Повест­ву­ет­ся о Ленине и гово­рит­ся, что он при­хо­дит на кон­спи­ра­тив­ную квар­ти­ру, засы­па­ет и под голо­ву кла­дёт вязан­ку книг. Или же идёт по набе­реж­ной в Пет­ро­гра­де в пари­ке, дума­ет о рево­лю­ции и ветер сры­ва­ет парик. Парик пада­ет в лужу, Ленин зано­во наде­ва­ет парик и не обра­ща­ет вни­ма­ние, что с пари­ка течёт вода, ведь все мыс­ли сосре­до­то­че­ны на рево­лю­ции. За этим, конеч­но, опре­де­лён­ная стра­те­гия сто­я­ла. В 1930‑е годы была попыт­ка изоб­ра­зить Лени­на как чело­ве­ка гени­аль­но­го, но немно­го пси­хо­па­та, а рядом с ним сто­ял Иосиф Вис­са­ри­о­но­вич, кото­рый про­ду­мы­вал стра­те­ги­че­ские вещи. Ленин — это жив­чик, фон­та­ни­ру­ю­щий опре­де­лён­ны­ми иде­я­ми, а систе­ма­ти­зи­ро­вал их уже Сталин.