Имя жандармского ротмистра Николая Трещенкова относительно известно из-за его участия в Ленском расстреле рабочих в 1912 году. Благодаря Ленину оно стало нарицательным: Владимир Ильич вскользь упомянул в одной статье «обстановку Пуришкевичей и Трещенковых», и фамилия жандарма с тех пор тиражировалась тысячами экземпляров. После Ленских событий Трещенков находился под пристальным вниманием прессы, а там, где пресса, случаются и скандалы…
Дореволюционные репортёры, так же как их современные коллеги, старались пристально следить за дальнейшими судьбами тех, чьему имени однажды не посчастливилось попасть в скандальные заголовки. Но какими бы отъявленными мерзавцами ни были антигерои газетной хроники сами по себе, журналистам было мало, и они старательно измышляли шокирующие публику детали. Вот только жизнь порой оказывалась куда красочней их сочинений.
Так, спустя год после печально известных Ленских событий, когда ротмистр Николай Викторович Трещенков, приказавший расстрелять демонстрацию рабочих, ещё находился под следствием и жил в Петербурге под именем Кашина, сначала газета «Копейка», а затем и «День», «Луч» и «Правда» опубликовали идентичные сообщения о драке в кафешантане «Эльдорадо».
Обращает на себя внимание довольно нелепое, но симптоматичное утверждение газет о том, что ротмистр якобы в ближайшее время ожидает нового назначения на некий ответственный пост. Известно, что по итогам следствия, завершившегося годом позже, в 1914 году, Трещенков был разжалован в рядовые, но и в 1913‑м уже можно было предполагать, что никаких ответственных постов ротмистру ждать не приходится. Тем не менее растравить возмущение публики было необходимо. В одной из следующих публикаций «Копейка» уточнила, что речь идёт о назначении Трещенкова не кем-нибудь, а чиновником особых поручений при самом товарище министра внутренних дел Владимире Джунковском!
Довольно курьёзное замечание, ведь тремя днями позже Трещенков приказом по Корпусу жандармов был отправлен на гауптвахту на 30 суток за поступок, несовместимый со званием офицера. Так что же именно произошло?
По версии газетчиков, в отдельном кабинете публичного дома между Трещенковым и князем Николаем Нижерадзе возникла ссора из-за беседы о недавних Ленских событиях, о которых ротмистр Трещенков якобы рассказывал «с такой циничной откровенностью», что князь, не дослушав его, сорвался с места и бросил по адресу ротмистра несколько весьма нелестных эпитетов, после чего выхватил саблю и нанёс Трещенкову удар в левую руку, разрубил мундир и нанёс рану. Трещенкова будто бы отправили для оказания медицинской помощи.
Естественно, жандармское начальство потребовало объяснений, однако Трещенков утверждал, что вся история — сплошь вымысел журналистов. И действительно, внезапно обнаружить в лице приятеля и собутыльника Нижерадзе поборника высоких нравственных принципов, да ещё в таком месте, как бордель, Трещенкову вряд ли довелось. Тем не менее свидетели утверждали, что конфликт всё же имел место.
Произведённым расследованием было установлено, что Трещенков со своим приятелем-повесой, корнетом запаса кавалерии князем Н. К. Нижерадзе, в компании студента Петербургского университета Ф. М. Гренстранда и дворянина В. И. Гофмейстера, известного шулера, 21 января 1913 года отправилась на автомобиле в кафе-концерт «Эльдорадо» (Лиговка, дом 42), где они заняли сперва директорскую ложу, а затем переместились в отдельный кабинет.
Там-то они и начали кутёж по всем законам жанра: были вызваны певицы, заказано четыре бутылки водки, две бутылки пива и восемь бутылок шампанского. Когда было подано шампанское, князь Нижерадзе, увидев большую стеклянную вазу, наполнил её двумя бутылками шампанского и, «взяв вазу за ушки, выпил её содержимое по-кавказски сразу, с пением „Алаверды“». Затем ваза перешла в руки ротмистра Трещенкова, который налив в неё бутылку шампанского, также её осушил. Затем их примеру последовали и остальные гости. В конце вечера Трещенков оплатил счёт на 125 рублей 75 копеек, дав официанту 10 рублей на чай.
Однако подгулявший Нижерадзе, решив покрасоваться перед дамами, заказал сверх того ещё две бутылки шампанского. Трещенков, однако, за это шампанское платить не пожелал и заявил об этом Нижерадзе. Разгорелась перепалка, в пылу которой Нижерадзе выкрикнул: «Я был и буду господином, а ты был хам и будешь хам!», после чего выхватил из ножен шашку и ударил ротмистра плашмя по левой руке. В ответ на это и ротмистр попытался обнажить свою саблю, но присутствующие бросились его удерживать, а тем временем Нижерадзе спешно покинул заведение.
Очевидно, что состав компании, кутившей с Трещенковым, и её абсолютно нетрезвое состояние практически исключает возможность предположения, чтобы собеседники интересовались произошедшими на Ленских рудниках событиями и чтобы ротмистр решил пуститься в подобные повествования. Не соответствовало действительности и то, что Трещенкову понадобилась медицинская помощь.
Впрочем, наказания Трещенков заслуживал и помимо истории с Ленскими расстрелами: он был должен едва ли не всем своим знакомым и многим сослуживцам, в том числе и бывшему своему подчинённому, вахмистру Поважнюку. Между тем жена ротмистра жила в Кременчуге с тремя малолетними детьми и явно нуждалась в деньгах.
Когда докладная записка о приключениях Трещенкова легла на стол Джунковскому, судьба его была решена. В резолюции говорилось:
«Оставить на службе ротмистра Трещенкова не нахожу возможным, иметь такого офицера — позор для Корпуса жандармов. Могу только удивляться, как всё могло оставаться безнаказанным столь долгое время и как Департамент полиции мог прикрывать столь позорные поступки».
Тут же Джунковский приказал выписать из секретных сумм вахмистру Поважнюку остаток долга Трещенкова (386 рублей), жене же выдать пособие 300 рублей.
Надо признать, Департамент полиции терпел Трещенкова не от избытка добросердечия. Избавиться от Трещенкова было весьма затруднительно: отобрать у него документы на имя ротмистра Кашина означало бы дать очередной повод новым выступлениям левой прессы против полиции и правительства. Поэтому, во избежание нежелательных разоблачений, начальству пришлось измышлять хитроумные комбинации с адресными листками. Скандальные причины увольнения Трещенкова также не были озвучены, и он был уволен «по домашним обстоятельствам».
Дополнение от редакции. Дальнейшая судьба Трещенкова была уже не столь комичной. С началом мировой войны он попросился на фронт и 15 мая 1915 года был убит в бою в тот момент, когда шёл во главе своего батальона в атаку.
